В Музее русского импрессионизма проходит выставка «Жены», посвященная спутницам жизни и возлюбленным великих русских художников от Ильи Репина и Бориса Кустодиева до Александра Дейнеки и Юрия Пименова.
Этот проект не только рассказывает удивительные истории любви, но и, сквозь призму женских образов, прослеживает развитие русского искусства c конца XIX до середины XX века.
Одна из первых женщин, с которыми встречаешься глазами на выставке, — жена Ильи Репина Наталья Нордман-Северова, успешная писательница, драматург и фотограф, чьи работы вошли в коллекцию Музея Орсе. Не красавица, но из тех женщин, что привлекают внутренним теплом и врожденной проницательностью.
В ее портрете трудно угадать феминистку и довольно эксцентричную по тем временам особу. Но именно такой она и была. В их доме было принято самообслуживание, сам факт услужения одного человека другому она считала величайшим позором.
Будучи вегетарианкой и защитницей животных, зимой вместо шубы Натали носила пальто, утепленное сеном (из него же, кстати, готовились котлеты).
Илья Репин. Портрет Н.Б. Нордман-Северовой. 1909
Напротив — портрет Юлии Кустодиевой с дочерью Ириной. Выпускница Александровского училища при Смольном институте, она сама увлекалась живописью, в совершенстве знала французский язык, любила музыку.
Они познакомились с Борисом Кустодиевым в 1900 году, когда тот еще был молодым, подающим большие надежды студентом Академии художеств.
Тогда он написал портрет юной Юленьки — с которого во многом и началась их история любви и изображение которого можно видеть на представленной на выставке картине 1908 года.
Борис Кустодиев. Портрет жены с дочерью Ириной. 1908
В центре зала — «Васильки» Игоря Грабаря, на котором изображены сестры Валентина и Мария Мещерины. В 1904 году художник приехал в имение Дугино к другу, также живописцу, Николаю Мещерину писать этюды.
Именно здесь, в Смоленской губернии, Грабарь создал свою знаменитую «Февральскую лазурь», а также задумал портрет юных племянниц Мещерина на фоне березовой рощи, но из-за зарядивших дождей так и не осуществил плана — картину он написал лишь десять лет спустя.
«За тем же столом, на котором в 1904 году был накрыт утренний чай, в той же липовой алее, значительно разросшейся, я посадил тех самых мещеринских девочек, групповой портрет которых под березами не кончил тогда, — вспоминал Игорь Грабарь. — Они также за десять лет выросли, и одна из них, рыжая, уже успела превратиться в мою жену.
Она сидела на скамье, а сестра ее на столе, посреди вороха васильков. Я целое лето писал этот портрет, в одно и то же время незаконченный и переоконченный». Так случится, что еще через десять с лишним лет, когда Валентина уйдет из семьи, заботу о детях возьмет на себя Мария, которая и станет второй женой Грабаря.
Игорь Грабарь. Васильки. 1914
-
Портреты, как люди, живут на земле,
Рождая любовь и тревогу.
Они освещают дорогу во мгле - В неведомо скрытому Богу
— это строфа из стихотворения-посвящения Роберту Фальку авторства Раисы Идельсон, третьей из четырех жен художника, его студентки во ВХУТЕМАСе. Она изображена на картине «Девушка у окна»: смелый, открытый взгляд, женственность в облике и при этом ощущение внутренней силы и решительности. Здесь же портреты первой жены, сокурсницы в Московском училище живописи, ваяния и зодчества Елизаветы Потехиной, ради брака с которой молодой еврейский художник принял православие, и четвертой — переводчика и искусствоведа Ангелины Щекин-Кротовой.
Роберт Фальк. Девушка у окна. 1926
| Роберт Фальк. Лиза на солнце. 1907 | Роберт Фальк. Портрет Щекин-Кротовой. 1947 |
Сестра известного советского художника Александра Самохвалова, героиня картины Николая Ионина «Женщина в красном» (1925) Екатерина Самохвалова-Ионина — олицетворение послереволюционной эпохи.
Этот портрет жены художника во многом заложил основы иконического (причем в буквальном смысле: как будто парящая над землей фигура отсылает к православной иконографии) образа советской женщины, который впоследствии будет растиражирован в виде многочисленных работниц и спортсменок.
Полноправной строительницей нового мира предстает на картинах и первая жена Александра Дейнеки: спортивная фигура, простые, не стесняющие движений платья, строгий взгляд.
Николай Ионин. Женщина в красном. 1925
Всего на выставке более сорока портретов — десятки жизненных историй, которые обретают особое звучание в сопровождении записанного Сергеем Чонишвили аудиогида.
Добавьте к этому купола направленного звука в экспозиции с отрывками из писем художников своим возлюбленным; ароматы, иллюстрирующие содержание полотен, и реальные объекты, повторяющие образы картин, — выставка становится настоящим спектаклем, который разворачивается одновременно в музейных залах и воображении зрителя.
| Николай Матвеев. Портрет жены. 1880 | Александ Самохвалов. Портрет М.А. Клещар-Самохваловой. 1957 |
| Федот Сычков. Портрет Л. В. Сычковой. 1903 | Кузьма Петров-Водкин. Портрет жены. 1906 |
Сергей Судейкин. Моя жизнь. 1916
| Александр Родченко. Портрет Варвары Степановой. Очарованный паж. 1915 | Сергей Виноградов. Алупка |
-
Детали
До 15 мая - Музей русского импрессионизма, Ленинградский пр-т, 15, стр. 1
Как выглядит новый Музей русского импрессионизма
На территории фабрики «Большевик» открылся новый Музей русского импрессионизма, построенный по проекту автора реконструкции лондонского вокзала Кингс-Кросс Джона МакАслана. Вопреки призыву «бросить раскрашивать русского человека в мулата с острова Таити» Афиша Daily первой отправилась на экскурсию.
Музей русского импрессионизма вырос из домашней коллекции бизнесмена и мецената Бориса Минца (бывшего президента финансовой корпорации «Открытие», председателя совета директоров O1 Group, которая занимается условно модными бизнес-центрами). В начале нулевых он стал собирать отечественное искусство — сначала стихийно, а затем со все большим вниманием к стилистическому приему, напоминающему французский импрессионизм, но в работах художников конца XIX и начала XX века.
Коллекция доросла до того, что потребовала себе отдельное пространство, для которого пригодилось одно из зданий бывшей фабрики «Большевик» на Ленинградке (где пекут, среди прочего, печенье «Юбилейное»), развитием которого Борис Минц в то время и занимался.
В качестве архитектора он выбрал именитого архитектора Джона МакАслана, недавно отметившегося реконструкцией вокзала Кингс-Кросс
в Лондоне. В Москве МакАслан уже успешно конвертировал одно из приобретений Минца — фабрику Станиславского — в образцовый бизнес-центр, так что вопросов к качеству его работы не возникало. Поэтому в комплекте к работе над фабрикой ему было предложено превратить бывший мучной склад, причудливое здание-колодец с параллелепипедом на крыше, в современный музей.
Здание на тот момент находилось в плачевном состоянии — пустой колодец, отделанный от пола до потолка плиткой.
Мучной склад не считался памятником, и по проекту МакАслана от исторического здания на самом деле мало что осталось — только сама форма, которую снаружи одели в перфорированные металлические панели (в оригинальном проекте своей отделкой здание должно было напоминать березку
— в жизни получилось скучнее), а параллелепипед на крыше остеклили и устроили галерею. Пустой колодец поделили на три этажа — для этого внутрь здания вставили бетонный модуль с винтовой лестницей удивительной красоты.
В результате музей в колодце получился почти крошечным: всего три выставочных зала — с постоянной коллекцией (в подвале) и временными выставками. Площадь со всеми служебными и складскими помещениями оказывается меньше 3 000 кв. м — а выставочная секция составляет всего тысячу.
Наверху — как раз в том странном параллелепипеде — разместилась галерея с естественным светом, маленькое кафе и две веранды с роскошным видом на Сити. На втором этаже — малый полукруглый зал с балконом, с которого было бы очень удобно рассматривать медиаэкран на первом этаже, но, к сожалению, высота балкона к этому не располагает.
Николай Тархов. За вышиванием. Начало 1910х годов
© Ольга Алексеенко
1 из 8
Валентин Серов. Окно. 1887
© Ольга Алексеенко
2 из 8
Валерий Кошляков. Венеция. Из серии «Открытки». 2012
© Ольга Алексеенко
3 из 8
Николай Тархов. Мамина комната утром. 1910
© Ольга Алексеенко
4 из 8
Константин Юон. Ворота Ростовского Кремля. 1906
© Ольга Алексеенко
5 из 8
© Ольга Алексеенко
6 из 8
Арнольд Лаховский. Весна. (Черная речка). Частная коллекция, Москва.
© Ольга Алексеенко
7 из 8
Арнольд Лаховский. Молодая голландка и Бретонка в синем платье. Частная коллекция, Москва.
© Ольга Алексеенко
8 из 8
На первом этаже устроены лобби и гардероб. Выставок здесь проводить не планируется, но здесь и дальше может появляться современное искусство, которое будет созвучно главной тематике музея.
Сейчас за него отвечает американский медиахудожник Жан-Кристоф Куэ, который как патологоанатом от искусства мазок за мазком реконструирует процесс работы «русских импрессионистов» над полотнами из коллекции музея.
Под землей — самый большой выставочный зал, с навесными потолками и ремонтом, напоминающим о районных ДК. Чистые интерьеры в эскизах проекта МакАслана выглядят совсем иначе, но в жизни имеют характерные для отечественного строительства стыки, лавки и лампы вместо белых отчего-то заменены на черные. Рядом — образовательные пространства, учебная студия и медиацентр.
Что касается основной экспозиции, следует сделать важную ремарку. Существует ли русский импрессионизм как отдельное течение — более чем спорный вопрос в искусствоведческих кругах.
По поводу отдельных художников вроде Коровина достигнут консенсус, однако многие из этого ряда успели достаточно поработать во Франции — и испытали на себе влияние сложившейся в Париже школы света и цвета.
Часть искусствоведов считают то, что сложилось из упражнений во французской манере у русских художников, этюдизмом, кто-то называет это русской пейзажной живописью, кто-то — короткой переходной историей от реализма к авангарду.
Последнюю версию педалирует и сам музей, но придает ей общемировое значение, называя импрессионизм неизбежным моментом в развитии искусства любой страны — как переходный период от классики к современности, с «освобождением глаза и руки». Чтобы укрепить веру в этот постулат, здесь собираются читать курс лекций об альтернативном импрессионизме — английском, скандинавском и американском.
В зале с постоянной экспозицией собраны работы Серова, Коровина и Кустодиева, которые заслуживают внимания и интереса сами по себе, сюда же можно отнести и ренуаровские парафразы Тархова с его мазком в виде «парижской вермишели», как это называл Леон Бакст.
Здесь есть и более странные экспонаты — например, среди прочих романтично настроенных реалистов почему-то оказывается Герасимов, который в Париже экспериментировал с живописной манерой написания бульваров, возможно, вспомнив свои годы ученичества у Коровина.
Или же картина Богданова-Бельского, которая официально публиковалась в каталоге выставки передвижников.
Для части художников здесь — как для Константина Юона — импрессинизм стал быстро прошедшим увлечением в определенный период времени, зато оставившее после себя живописные изображения ростовского кремля на французский манер.
Второй и третий этажи, место временной выставки, занимают работы художника русской эмиграции Николая Лаховского, который, по словам куратора и директора музея, «много путешествовал, был очень восприимчив и, приезжая в новую страну, немножко подстраивался под ее настроение и стиль». Поэтому работы структурированы не по хронологии, а по географии — на втором этаже Венеция, Франция, Бельгия, Голландия и Палестина, на верхнем — Петербург и русская провинция с козами.
Директор и куратор музея, Юлия Петрова, комментирует пристрастие к розовому цвету у Лаховского и вспоминает его современника, художника Станислава Жуковского.
Последний критиковал мечтательность отечественных импрессионистов и советовал им «бросить раскрашивать русскую поэтическую скромную природу в синьку и медянку, а русского человека в мулата с острова Таити; их у нас не увидите, как ни настраивайте себя. Нам это не идет, как не идет цилиндр Маяковскому и золотой лорнет Бурлюку».
Идут ли русской природе синька да медянка, вопрос философский, в любом случае сама идея создания музея русского импрессионизма — довольно смелый шаг, учитывая, что в Москве нет музея авангарда или концептуализма, намного более бесспорных течений.
Как, впрочем, нет и отдельного музея современного искусства с постоянной коллекцией. Любая частная коллекция отражает дух своей эпохи и ее интерес — и в этом отношении музей отвечает запросам времени, в конкретном случае — всенародной любви к импрессионизму.
Как бы то ни было, осенью коллекция музея уедет на гастроли, а вместо нее все три этажа займут работы современного живописца Валерия Кошлякова, которого относить к импрессионизму не решаются даже сами кураторы.
На вопрос о логике экспозиции Борис Минц отвечает, что импрессионизм планируется интерпретировать скорее «по настроению». Рассуждая в этой парадигме, очень хотелось бы увидеть музей российской меланхолии.
Расписание и билеты
Подробнее на «Афише»
Русское искусство в Америке: что нужно знать перед походом на выставку «Другие берега»
В Музее русского импрессионизма проходит выставка-исследование «Другие берега. Русское искусство в Нью-Йорке. 1924», посвященная крупнейшему показу русского искусства в Америке. Рассказываем, как готовилась экспозиция в США, и как ее удалось воссоздать в наши дни.
Почти сто лет назад в центре Манхэттена представили работы сотни русских мастеров первой четверти XX века.
Перед нью-йоркской публикой развернулась панорама художественной жизни России за последние 20 лет: от передвижников до авангардистов. Многие произведения были куплены и рассеяны по разным странам.
Команде Музея русского импрессионизма удалось установить судьбу нескольких сотен картин: самые знаковые из них представлены на выставке.
Идея. С чего все началось
Идея восстановить облик Выставки русского искусства в Нью-Йорке пришла кураторам еще во время работы над персональной экспозицией художника Сергея Виноградова, одного из организаторов американской авантюры. Главной целью художников в Америке была продажа произведений, поэтому участники предоставляли свои лучшие работы. Для современного зрителя этот показ представляет уникальный срез русского искусства первой четверти ХХ века. Дальше восстанавливаем историческую хронику событий: рассказываем об этапах подготовки американской выставки и ее проведении.
Подготовка к выставке в США
Кустодиев Борис. Купец. 1923. Нижегородский государственный художественный музей
Художникам предлагалось присылать в оргкомитет выставки произведения, написанные недавно, а также наиболее успешные и известные работы прошлых лет или их повторения.
Со всей России было получено свыше 1000 произведений от сотни художников, в том числе от Петра Кончаловского, Бориса Кустодиева, Ильи Машкова, Аполлинария и Виктора Васнецовых.
Позже в Нью-Йорк из Парижа и Берлина будут доставлены холсты и рисунки Наталии Гончаровой, Михаила Ларионова и других авторов, живших в тот момент в Европе. Общее количество экспонатов достигнет почти полутора тысяч.
В конце 1923 года с Рижского вокзала в Москве организаторы выставки Сергей Виноградов, Иван Трояновский, Федор Захаров и Константин Сомов отбыли в Ригу. В начале января 1924 года члены комитета художников на пароходе из Англии отправились в Нью-Йорк.
Экспозиция в Нью-Йорке
Прибыв в Нью-Йорк, русские художники были ошарашены городом. «Америка совсем не похожа на Европу, совсем особая страна…» — писал жене Виноградов. Для проведения выставки был арендован почти весь верхний этаж в высотном доме Большого Центрального дворца, в самом центре Манхэттена на Лексингтон-авеню. Проводить экспозицию на 12 этаже было в новинку для русских художников — непривычно высоко.
Однако были и плюсы у такой площадки — большие окна по стенам и верхний свет. И все же работ оказалось так много, что их зачастую приходилось вешать в два ряда, а естественного света оказалось недостаточно.
«Всюду мы расставили плетеную мебель натурального цвета и много зеленых деревьев. Вышло нарядно».
Игорь Грабарь
один из кураторов выставки
Афиша выставки
Захаров Фёдор по мотивам картины Бориса Кустодиева. Афиша Выставки русского искусства. 1924. Частное собрание, Москва
Первоначально над афишей трудился Константин Сомов.
Игорь Грабарь предложил сюжет для афиши: русская женщина летит из России в Америку и бросает над Нью-Йорком цветы (искусства): вдали Кремль, а внизу спереди небоскребы.
Однако работа над постером не задалась с самого начала. На последних этапах работы над афишей Сомов отмечает: «Нарисовал порядочную пошлость — летящую крестьянскую девушку среди берез»
В конечном итоге для афиши была выбрана одна из картин Бориса Кустодиева — «Лихач». Для постера оригинальное изображение было переработано Федором Захаровым. Правда, восприятие этого плаката американцами стало настоящим курьезом.
«…американцы никак не могли принять кустодиевского «Извозчика» за извозчика и все спрашивали: «Это городовой?» — «Нет, не городовой, а извозчик». — «Ах, это значит Дед Мороз»… многие из публики брали и уносили себе этого «русского Деда Мороза»»
Сергей Виноградов
один из организаторов выставки
Покупатели
Интерес к русской живописи у иностранной публики был больше этнографический. Новейшие течения не нашли признания, приобретали в основном произведения живописцев «старой школы», русские пейзажи, сцены из народных праздников и крестьянской жизни. Наибольшей популярностью пользовались полотна Василия Поленова — из 13 представленных работ было продано 11.
За время нью-йоркской экспозиции было продано более 90 экспонатов, среди которых большую часть составляли живописные полотна. Главным меценатом выставки стал Чарльз Крейн — итоговая сумма его приобретений превышала 20 000 долларов.
Среди покупаталей было многих известных людей того времени: композитор Сергей Рахманинов приобрел картины Сомова и Виноградова, оперный певец Феедор Шаляпин купил статуэтку Коненкова, первый директор по дизайну Tiffany&Co Луис Комфорт Тиффани стал обладателем полотен Виноградова и Бобровского.
Как собирали раскупленные работы
Кончаловский Петр. Перед зеркалом. 1923. Государственная Третьяковская галерея
После выставки многие работы были рассеяны по разным странам. Команда Музея русского импрессионизма разыскала многие из них в коллекциях США, Великобритании, Швейцарии, Испании, Франции, Германии, Австрии и других стран.
Поиски работ были по-настоящему детективными — на сбор ушло более полутора лет.
Например, работу Петра Кончаловского «Перед зеркалом» удалось разглядеть только на фотографии с нью-йоркской экспозиции: первоначально считалось, что на выставку 1924 года была отправлена другая, аналогичная работа Кончаловского — на ней девушка была изображена не спиной, а лицом к зрителю.
Белкин Вениамин. Фрукты на синем. 1910-е. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург
Работа «Фрукты на синем» Вениамина Белкина в списке картин, вернувшихся с выставки, названа «Фрукты на синей ткани». Окончательно подтвердить участие полотна в экспозиции 1924 года удалось лишь с помощью сохранившегося фрагмента этикетки американской выставки на обратной стороне холста.
Архипов А. Молодая крестьянка. 1920. Частное собрание
Произведение Абрама Архипова «Молодая крестьянка» до 2008 года находилось в фондах Художественного музея Нового Орлеана и было недоступно широкой публике. Только в 2008 году картина была выставлена на аукцион Christie’s и продана в частное собрание.
Выставка проходит до 16 января. Билеты по 450 рублей.
Жены. Музей русского импрессионизма
С 1 февраля по 15 мая московский Музей русского импрессионизма представляет выставку «Жены». Более 40 портретов возлюбленных великих русских художников.
Все знают имена и детали биографии выдающихся художников. Но об их женщинах обычно не известно ничего. Исключение — случаи, когда возлюбленные стали постоянными моделями мастера и обрели славу рафаэлевской Форнарины или Лукреции Бути, жены Филиппо Липпи.
Выставка в Музее русского импрессионизма на примере портретов жен великих художников показывает, как развивалось русское искусство с конца XIX до середины XX века. Изменения, которые претерпел женский портрет на рубеже веков, во многом объясняются потрясениями того времени.
От женственных красавиц русское искусство приходит к образу новой амазонки с прямыми взглядами и крутым разворот плеч. Такие строили новый мир наравне с мужчинами…
Для многих художников жены были музами. Например, супруга Кузьмы Петрова-Водкина, Мария-Жозефина Йованович. Художник встретил ее в окрестностях Парижа: снимал там пансион. А Мара была дочерью хозяйки.
Петров-Водкин был так очарован девушкой, что принялся писать ее портрет (он представлен на выставке). Через некоторое время прямо за работой он сделал ей предложение. Они прожили вместе 30 лет.
После смерти Кузьмы Сергеевича Мария -Жозефина издала книгу воспоминаний «Мой великий русский муж».
Настоящей музой была вторая жена Сергея Судейкина, Вера. Она даже составила список «Обязанностей жены художника», где написала: «Быть физическим идеалом, а потому быть его вечной моделью».
Надо сказать, что звезда немого кино Вера Судейкина действительно была физическим идеалом.
Представленная на выставке работа «Моя жизнь» примечательна тем, что на ней изображены две жены Судейкина, его любовник и, возможно, несколько возлюбленных первой супруги.
Жене Бориса Кустодиева, Юлии Евстафьевне пришлось принять важное решение. Когда мужу делали операцию, к ней вышел врач.
«Подтверждена опухоль спинного мозга, но чтобы добраться до нее, нужно перерезать нервные окончания. Больной без сознания, вам решать, что сохранить ему: руки или ноги». «Оставьте руки!», – ответила Юлия.
Следующие 11 лет Кустодиев провел в инвалидном кресле. Но именно в этот период создал самые зрелые свои работы.
Жена Ильи Репина, экстравагантная писательница и борец за права женщин Наталья Нордман-Северова, выбивается из стройного ряда изящных муз. Она вообще, что называется, ломала шаблоны. В их доме прислуга обедала за одним столом с хозяевами. Было принято самообслуживание, о чем гостям сообщалось на специальных табличках: «Прислуга — позор человечества».
По воспоминаниям этих же гостей, котлеты Наталья придумала готовить из сена, а бифштексы — из клюквы. Убежденная вегетарианка и защитница животных, Нордман-Северова даже зимой носила не шубу, а тонкое пальто. Утепляла она его все тем же сеном. Корней Чуковский защищал Наталью Борисовну от нападок остряков.
Говорил, что в основе ее чудачеств лежит искренняя забота о муже.
А вот портрет верной спутницы Валентина Серова, Ольги Трубниковой. Она полностью посвятила себя мужу, родила ему шестерых детей. Лучший друг художника Константин Коровин восхищался этой женщиной и то и дело дарил ей дорогие украшения с жемчугом и сапфирами. Конечно. Это было дерзостью, но Коровин делал подарки от чистого сердца. При этом он бранил Серова за то, что тот не покупает Ольге Федоровне украшения и вообще не балует ее.
Здесь же можно будет увидеть портрет гражданской жены самого Константина Коровина, актрисы петроградского Большого драматического театра Надежды Комаровской. Интересно, что портрет своей законной супруги, Анны Фидлер, Коровин так никогда и не написал. А ведь Анна была преданной женой, прожила с Константином Алексеевичем вплоть до его смерти в эмиграции. Однако Коровин, который давал такие ценные советы невнимательным мужьям чужих жен, собственную супругу не ценил. Художник упрекал ее в мещанстве, в безучастности к своему творчеству, считал себя непонятым и одиноким.
«Женщина в красном» — портрет жены Николая Ионина, Екатерины Самохваловой-Иониной. Она была сестрой известного советского художника Александра Самохвалова. Так что тесное общение с этим мастером позволило Ионину одним из первых создать образ советской женщины — того самого символа эпохи, который впоследствии был растиражирован в виде многочисленных «работниц» и «спортсменок» на плакатах.
- Чтобы подготовиться в выставке,
- можно посмотреть выпуски из цикла передач «Больше, чем любовь» на телеканале «Россия-Культура»:
- Валентин Серов и Ольга Трубникова. 2016
- Кузьма Петров-Водкин и Мария Жозефина Йованович. 2007
- Петр Кончаловский и Ольга Сурикова. 2014
- Михаил Врубель и Надежда Забела-Врубель. 2003
- Илья Репин и Наталья Нордман-Северова. 2013
- Дополнительно:
Музей русского импрессионизма был открыт в мае 2016 года на Ленинградском проспекте, 15. Основную экспозицию составляют картины из коллекции основателя музея Бориса Минца: работы выдающихся российских художников Константина Коровина и Валентина Серова, Станислава Жуковского и Игоря Грабаря, Константина Юона и Бориса Кустодиева, Петра Кончаловского и Александра Герасимова.
http://www.rusimp.su
Малевич, Кустодиев, Коровин: главные экспонаты выставки «Охотники за искусством»
В Музее русского импрессионизма открылась выставка «Охотники за искусством», посвященная советским коллекционерам, которые тайно и под угрозой конфискаций собирали шедевры. В экспозицию вошло более 70 работ русского и советского модернизма первой трети XX века, которые редко демонстрируются широкой публике. Несколько наиболее интересных экспонатов — в материале mos.ru.
«Встреча» Бориса Кустодиева
Автора этой работы можно угадать, не глядя на музейную этикетку: стиль мастера портретной и жанровой живописи Бориса Кустодиева очень узнаваем. Расцвет творчества художника пришелся на предреволюционный период, однако и после 1917 года он продолжал изображать праздничную, яркую Россию, иногда разительно отличающуюся от реальности. «Встреча» входит в эту галерею образов: на уже не существующей в реальности основе Кустодиев создает поэтическую мечту, сказку о жизни в уездном городе, проникнутую праздничным настроением.
«Три фигуры в поле» Казимира Малевича
На пути к супрематизму Малевич много экспериментировал, пробуя себя в разных направлениях — от импрессионизма, фовизма и сезаннизма до кубизма и реализма. В поздний период творчества Малевич был вынужден создать новые версии ранних работ, оставшихся за границей, куда художник ездил в 1927 году.
Так произошло и с работами так называемого крестьянского цикла. «Три фигуры в поле» — великолепный образец постсупрематического периода конца 1920-х — начала 1930-х годов. Малевич в примитивистском ключе представляет собственную интерпретацию темы крестьянства. Удаляющиеся за линию горизонта фигуры символизируют постепенно исчезающую крестьянскую жизнь.
«Трамвай» Александра Богомазова
Александра Богомазова часто сравнивали с Пабло Пикассо. Созданные им городские пейзажи и жанровые сцены отличаются оригинальными пластическими решениями, в них ритм линий сочетается с объемами цветных плоскостей. Метод автора называют спектрализмом, а использование чистых красок схоже с подходом Казимира Малевича, с которым Богомазов учился в московской школе-студии Федора Рерберга.
При жизни работы Богомазова нечасто выставлялись. Он рано скончался, сохранением его наследия занималась вдова, художница Ванда Монастырская-Богомазова. Она продавала картины покойного мужа только в серьезные собрания. «Трамвай» купил коллекционер Валерий Дудаков в начале 1980-х за беспрецедентно высокую на тот момент сумму — девять тысяч рублей.
«Женский портрет» Константина Коровина
На портрете предположительно изображена Наталья Вышеславцева, супруга Бориса Вышеславцева, русского философа и религиозного мыслителя, близкого к художественным кругам. Портрет Коровин написал, вероятно, в 1912 году на даче семьи Вышеславцевых в местечке Салтыковка (Курское направление Московской железной дороги), где неоднократно гостил.
Стилистику работ Коровина часто сравнивали со стилистикой французских импрессионистов. Однако на этом портрете автор отступает от такого колорита, используя темные коричневые тона в интерьере и фигуре, выразительно контрастирующие с холодными голубовато-зелеными оттенками пейзажа за окном.
Выставка продлится до 29 августа.
Музей — дорогая история. Потратив миллионы, я знаю, что он не окупится
— Борис Иосифович, с чего началась ваша история коллекционирования живописи?
— Единой точки отсчета нет, я всегда покупал недорогие картины, которые мне нравились, интересовался, читал. Знаете, дом и квартира даже живут совсем по-другому, когда в них есть живопись.
Приезжая в Петербург, я обязательно иду в Русский музей или в Эрмитаж. Но в девяностых, когда я еще служил чиновником и был не бедным человеком, я все-таки считал, что заниматься коллекционированием не время.
Поэтому более серьезное увлечение началось порядка шестнадцати лет назад, когда я уже вернулся в бизнес.
— Когда вы сосредоточились именно на теме русского импрессионизма?
— Однажды я познакомился с известным коллекционером Леонидом Степановичем Шишкиным, сформировался определенный круг общения, я начал больше времени посвящать своему увлечению, думать, что можно было бы собрать. И тогда же столкнулся с русской манерой импрессионистического письма.
В какой-то момент я осознал, что русским художникам удавались совершенно фантастические работы импрессионистического толка, и начал искать литературу по теме.
К сожалению, нашел только одну американскую книгу, но она, по моему мнению, была сильно политизированной и несправедливой, и рассказывала о советском периоде импрессионизма.
— А вам не кажется, что русский импрессионизм в целом недооценен в мире?
— Я абсолютно в этом убежден. О нем практически никто не знает. Даже нет понятия русского импрессионизма. Прошлой весной, к примеру, мы показывали в Венеции свою выставку в партнерстве с русско-итальянским культурным центром.
Он сотрудничает с Венецианским университетом, специалисты которого считаются одними из лучших в мире в области истории искусств. Сильвия Бурини и Джузеппе Барбьери — кураторы, работавшие вместе с нами над экспозицией, — сказали, что нужно пересматривать все учебники, которые у нас выходили.
Потому что в них есть русская икона, есть авангард Малевича и Кандинского, есть соцреализм и все.
Мы вообще стали одними из первых, кто системно подошел к русскому импрессионизму. Когда кураторы ко мне ехали, я сильно волновался. Думал, сейчас приедут, посмотрят на картины и скажут: «Боже мой! Какую-то ерунду собрали, и еще выставку хотят сделать! Совсем эти русские бешеные». Но когда мы открывали выставку, собралась вся Италия и половина Европы, огромный зал был полон!
Справедливость — это важнейшая вещь в жизни.
— У вас в семье существовала традиция коллекционирования?
— Нет. В моей семье, к сожалению или к счастью, многое начинается с меня. Я не видел ни одного своего деда, оба погибли на войне. Но по линии матери были близкие к искусству люди.
Младшая сестра моей бабушки играла в театре Мейерхольда, но ее забрали. У бабушки я в свое время не спросил, а маме было всего четыре года, когда это произошло.
Она, конечно, не помнила ничего из того, что до этого было в их доме.
— Как долго вы вынашивали мысль открыть музей русского импрессионизма?
— У меня есть два свойства. Первое — это некая пассионарность, мне все время что-то хочется сделать. А второе — справедливость. Я вообще считаю, что справедливость — это важнейшая вещь в жизни. В какой-то момент я пришел внутренне к выводу, что мир несправедлив по отношению к замечательным русским художникам: они создали столько шедевров, и никто их не видит.
Есть два способа это исправить. Первый — открыть галерею, но это предполагает продажу. Я много чего в жизни покупаю и продаю, но только не картины. Я ни одного полотна в своей жизни не продал. Один раз попытался, но, к счастью, картина не ушла. Я привез ее домой, посмотрел на нее и спросил себя: «И зачем я ее продавать удумал?».
Я понял, что галерея мне не интересна. А вот музей… В Москве вообще мало музеев. А сейчас появилась возможность делать частные. И я посчитал, что это хорошая, красивая история. Кроме того, у меня был прекрасный специалист — Юля Петрова, которая помогала собирать коллекцию. Всегда рядом нужен знающий человек. В бизнесе это называется «антрепренер».
Тот, кто будет этим заниматься, что называется, фул-тайм.
Музей русского импрессионизма
Что смотреть на выставке «Охотники за искусством» в Музее русского импрессионизма
Николай Рерих. Варяжский путь. 1907. Собрание С. Н. Валка. Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург
В его собрании — много редких находок.
К примеру, «Пейзаж с радугой» Константина Сомова, который Валк приобрел у Кузьмы Петрова-Водкина, ранние работы самого Петрова-Водкина — «Автопортрет», в темном колорите которого считывается влияние Валентина Серова.
Коллекционер также любил живопись Александра Головина, мастера портрета и тонкого психолога. Он приобрел автопортрет художника 1917 года, где тот строго и точно фиксирует собственный облик, изображая себя на фоне растений.
Кузьма Петров-Водкин. Автопортрет. 1907. Собрание С. Н. Валка. Ныне в собрании KGallery, Санкт-Петербург
Илья Палеев
Илья Палеев — автор многочисленных исследований и открытий в области теплофизики, профессор Политехнического института в Ленинграде, доктор технических наук. У него были особые принципы коллекционирования.
По воспоминаниям сына ученого, его «совершенно не интересовало абстрактное искусство, он его не понимал и не хотел даже понимать». Не участвовал профессор и в азартных гонках на аукционах: предпочитал покупать произведения у самих художников, с которыми дружил, и у их наследников.
Так у коллекционера появился ряд картин: «Крестьянка. Портрет няни» Зинаиды Серебряковой, «Натюрморт с бутылью» Владимира Лебедева, «Портрет Соломона Михоэлса» Роберта Фалька и «В комнате.
Этюд перспективы» Кузьмы Петрова-Водкина, где художник экспериментирует с пространством и перспективой. Эти экспонаты будут представлены на выставке в Музее русского импрессионизма.
Зинаида Серебрякова. Крестьянка. Портрет няни. Собрание И. И. Палеева. Ныне в собрании семьи Палеевых, Санкт-Петербург
Семья разделяла трепетную любовь ученого к искусству и сохранила его коллекцию после его смерти без изменений. Сегодня это собрание является единственным уцелевшим примером «профессорской» коллекции 1950–1970-х годов.
Владимир Лебедев. Натюрморт с бутылью. 1927. Собрание И. И. Палеева. Ныне в собрании семьи Палеевых, Санкт-Петербург
Валерий Дудаков
В ряду коллекционеров русской живописи Валерий Дудаков занимает важное место. Он один из немногих представителей советского поколения, кто продолжил собирать живопись и в новой России.
Дудаков до сих пор участвует в выставках и ведет просветительскую деятельность.
В собрании коллекционера и его жены Марины Кашуро более 500 работ: преимущественно художники-символисты, мастера русского авангарда и нонконформисты.
Произведения из коллекции Дудакова составляют яркую часть экспозиции: «Трамвай» Александра Богомазова, художника, которого называли «украинским Пикассо», «Сцена с офицером» Василия Кандинского, «Три фигуры в поле» постсупрематического периода Казимира Малевича, городской пейзаж «Аптека в Витебске» Марка Шагала.
Александр Богомазов. Трамвай. 1914. Собрание В. А. Дудакова. Ныне в собрании В. А. Дудакова и М. К. Кашуро
Игорь Санович
В собрании Игоря Сановича — объекты, которые, казалось бы, невозможно представить рядом. В двухкомнатной хрущевке коллекционера картины Фалька соседствовали с портретом персидской танцовщицы XVIII века, сиенская Мадонна — с новгородской, а статуэтки из древнекитайских гробниц — с яйцами Фаберже.
Игорь Санович особенно любил Нико Пиросмани и всю жизнь охотился за работами художника. На выставке будет представлен его «Погонщик с верблюдом», а также «Пейзаж с прудом» Натальи Гончаровой, «Гадальщица» Аристарха Лентулова и «Синий натюрморт» Павла Кузнецова.
Нико Пиросмани. Погонщик с верблюдом. 1910-е. Собрание И. Г. Сановича. Ныне в частном собрании
Загрузка...
